Версия для слабовидящих«Весь мир театр, а люди в нем актеры». Эту известную шекспировскую формулу переосмыслил и наполнил новым содержанием режиссер Александр Титигиров в своей новой постановке на сцене Государственного театра юного зрителя РС(Я) с многообещающим названием «Страсти».
Тройной, но не одеколон
Страсти в спектакле чисто театральные, поскольку главный герой – актер, живущий в иллюзорном мире сыгранных ролей. Но этот искусственный мир наполнен подлинными чувствами, находящими отклик в зрительном зале, прежде всего благодаря большому актерскому таланту Дьулустана Семенова, который предстает перед нами одновременно и лицедеем, изображающим чужие переживания иногда довольно неуклюже и слишком пафосно, и человеком, вовлеченным в придуманные драматургом трагические коллизии и от этого страдающим по-настоящему.
Драматургическая основа спектакля, в общем-то, тоже представляет собой довольно искусственное построение – я бы назвал это режиссерскими фантазиями на тему Шекспира, Ростана и Семена Ермолаева. Из шекспировских пьес явно угадываются «Макбет» и «Король Лир», неявно присутствуют гамлетовские мотивы. Ростан представлен, естественно, Сирано де Бержераком. А присутствовавший на премьере Семен Ермолаев, на мой взгляд, самый яркий представитель современной якутской драматургии, вполне достойный оказаться в компании великих, опознал два своих произведения — пьесу «Забытый театр вызывания духов» и киносценарий «Над печальными водами смерти». Все эти ингредиенты перемешаны по произволу Александра Титигирова в попытке лучше донести до зрителей главную идею спектакля: мир, в котором существует актер, реален – он бывает до умопомрачения красив и до отчаяния страшен, а страдания и страсти, рожденные воображением и воплощенные на сцене, не менее важны и значимы, чем те, что существуют в обыденной жизни за пределами театральных стен.
Страсти в золотой клетке
В самом названии спектакля «Страсти» уже заложен некий библейский сакральный смысл: страсти по Актеру, страсти по Театру. Актер способен прожить множество жизней, не выходя из театра, умирать и воскресать, переживать крушение иллюзий и внушать зрителям надежду. В этом его счастье и его горе, его восторги и страдания, муки и радости. По общему признанию, гениальность сродни сумасшествию. Для гениального актера театр – в некотором роде сумасшедший дом, единственная лечебница, где он может укрыться и исцелить свою ранимую душу.
Символом защиты и одновременно несвободы стала золотая клетка – центральный элемент сценографии, созданный художником Саха театра Михаилом Егоровым. Решетка превращается то в лестницу, по которой актер пытается вскарабкаться к недостижимым вершинам творческого духа, то в спинку трона, когда в руках у него вместо духовного нимба оказывается золотая корона тирана, быстро превращающаяся в терновый венец, то в телегу, везущую в последний путь, то в эшафот с насаженными на колы головами казненных — театральными масками, символизирующими несыгранные или загубленные роли.
Маска, я вас знаю
Масок в спектакле много, пожалуй, даже перебор, но одна из них — живая и многоликая, античная и восточная одновременно, олицетворяющая прошлое и будущее, любовь и смерть, женское начало актерской профессии и все три музы — драмы, комедии и трагедии, — очень удачно найденный образ, очень важный для понимания спектакля. В этой вспомогательной, но ключевой роли Иник предстала актриса Иза Егорова.
Не менее удачно, чем маски, на идею спектакля работают костюмы Дарии Дмитриевой, особенно выбранная ею классическая цветовая гамма: красное и черное, черное и белое. Удачная идея – нарядить Роксану в паранджу. Действительно, для настоящего поэта придуманный облик возлюбленной важнее реального, но в итоге он всегда обнимает пустоту. А вот алая маска героя, позаимствованная из итальянской комедии дель арте, как-то выбивалась из общего рисунка роли: все-таки Сирано — не Пиноккио. Не случайно сцены из Ростана вызывали смешки у юных зрителей. Зато неожиданное появление скачущей конницы на экране задника вызвало общий восторг.
Очень эффектно смотрелась воздушная акробатика на полотнах, но один раз, когда полет героя был наполнен содержанием – интеллектуальным и эмоциональным. При повторе это уже был просто цирковой номер.
При всем уважении к Александру Титигирову, его тягу к недорогим визуальным эффектам я бы скорее отнес к недостаткам, чем к достоинствам. Желание поразить и завлечь зрителя, особенно юного, понятно и оправданно, если не идет в ущерб общей концепции спектакля. «Страсти» и по замыслу, и по воплощению – спектакль глубокий, наполненный философским смыслом, а мыльные пузыри, обильно летящие сверху в финале – это совсем другая стилистика, которая хороша для детских постановок и эстрадных шоу.